Третья Звезда

Я рано ухожу, и все продолжится без меня.
Самое странное, что именно этого
я больше всего и боялся.
А теперь… я спокоен. Так спокоен.
Джеймс Гриффит

 

Что бы вы сказали, если бы узнали, что я болен? И что лекарства и врачи мне уже не помогут, так как моя болезнь смертельна? Дали бы вы умереть мне той смертью, которую я сам себе выбрал? Позволили бы мне уйти с честью, не мучаясь дальше?

Он стоял на берегу моря, опираясь на длинную деревянную трость, которую он так ненавидел, и изредка морщился от боли. Его пронзительный усталый взгляд был устремлён на мрачные тёмные волны, почти чёрные в неярком свете солнца, пытающегося пробиться из пелены глубоких мрачно-синих туч. Лёгкий северный ветерок овевал его прекрасное узкое совсем ещё молодое лицо и словно заглядывал в необыкновенные зелёные глаза, проникнутые теперь вечной болью и мукой. Тёмные мягкие слегка вьющиеся волосы обрамляли красивый умный лоб и развевались на ветру, приятно мерцая от изредка падающих на них лучей.

Двадцать девять лет. Всего двадцать девять. Болезнь несколько состарила его, но он был всё также красив, как и раньше. Только усталость и боль читалась в каждом движении его больного тела. Усталость и боль…

Сколько ещё у него времени? Месяц или полтора, как сказал врач? А, может, на самом деле всего несколько дней?…

 

Морфий.

Морфии уже почти не помогает, он лишь несколько облегчает невыносимую боль, но она не исчезает. Он живёт с ней уже два года. Каждый день – мука. Каждый час, каждая минута, даже во сне даёт о себе знать клокочущими по всему телу волнами адской боли. И этому нет конца. Уже нет…

Он смотрел на накатывающиеся друг на друга волны и думал о своих близких. О сестре Хлуе, которая каждую ночь на протяжении этих двух лет прятала свои слёзы в подушку, а утром пыталась скрыть красные распухшие от слёз глаза. Он думал об отце и матери, боль которых преследовала его сердце каждый раз, когда взгляд кого-нибудь из них останавливался на нём. Думал и о друзьях. Хаха. Друзья… Они были единственными, кто, по крайней мере, не пытался вспоминать о его болезни, даже взглядом. Друг Билл, привёзший с собой дерево, которое растил эти два года и которое пообещал посадить в его честь. Друг Дейв, который был самый разумный из всех них, и Майлс. Да…Майлс… Его отец тоже умер когда-то от рака, и они хотели стать писателями. Но… Не вышло.

Его семья было то, ради чего он ещё пытался жить. Он знал, что наложил бы на себя руки ещё в тот самый день, когда узнал, что болен раком, если бы не семья… Они пытались спасти его. Пытались бороться. Даже когда надежда почти пала, они молили Бога. Но было слишком поздно… Даже Бог не способен был помочь ему.

Он поднял свою прекрасную голову вверх, к небесам и взмолился, мысленно, не говоря ни слова вслух.

«Боже… Боже! Дай им всем долгой и прекрасной жизни! Я больше ни о чём тебя не прошу! Только не мучай их! Пожалуйста! Позволь мне уйти… Я…».

Что «Я…»? Что он хотел сказать дальше? Что он готов? Готов уйти? Что он спокоен и смерть его больше не страшит, так как он смерился с ней? О, нет. Он ошибался. Он совсем не готов. Только не сейчас…

Вот бы ещё немного времени! Хотя бы несколько месяцев!..

Но в ответ на его мысли только холодные морские волны шумели в глубокой тишине, царившей повсюду. Бог не слышал его. Или… просто не подавал знаков?..

– Джеймс! Ты здесь? – позвал кто-то издалека. Он обернулся всем телом, аккуратно переместив довольно тяжёлую деревянную трость на другой участок песка.

Билли спускался с невысокого, покрытого жёсткой жёлто-зелёной травой, склона в поисках своего лучшего друга. Он был высок, также молод и уже довольно давно не брит и не стрижен, но его лицо ещё не утратило искренне светящегося когда-то счастливого лица. Но это было давно. Ни Билли, ни Джеймс уже давно не веселились по-настоящему, хотя Билли всячески старался, чтобы Джеймс не думало своей болезни. Им обоим этого не хотелось и инстинкты, какое-то внутреннее чувство такта помогало им не позволять себе говорить о том, что убивало изнутри Джеймса. Поначалу Билли удавалось отвлекать своего друга от страшных мыслей, но на прошлой неделе Джеймс посетил своего врача. Он был в кабинете всего несколько минут, но когда вышел оттуда, то Билли показалось, что Джеймс ещё больше постарел и осунулся. Если бы Билл знал то, что сказал врач его лучшему другу… Но он не мог этого знать.

Джеймсу оставался всего месяц жизни… При постельном режиме и соблюдении ещё более жёстких условий существования – полтора месяца.

Хотя в любом случае это был конец. Месяц жизни с усиливающейся с каждым днём болью, которая итак была уже невыносима…

Джеймс смотрел на своего друга и думал об этом. Наверное, он всё-таки был готов к смерти… Он хотел её. Хотел облегчить жизнь своим близким, не мучить их. И это были последние дни, которые он собирался провести с семьёй и с друзьями. Он уговорил друзей отправиться в поездку за многие мили отсюда на берег пляжа, по которому он, Джеймс, когда-то мог свободно и легко бегать, вдыхать аромат моря, смеяться над глупыми шутками лучших друзей и не чувствовать боли, только счастье.

Как же он хотел побыстрее там оказаться! Сбежать от всего, сбежать от жалости и, ставших уже привычными, понимающих взглядов окружающих людей. От этого ему становилось только хуже…

-Джеймс? Что ты здесь делаешь? Там приехал Майлс… Уже все собрались. Мы тебя ждём, – сказал подошедший Билл. – Идём же.

Билли посмотрел на лучшего друга и заметил в его глазах промелькнувшую боль, которую тот старательно пытался скрыть от него.

Вздох. Снова боль прокатилась по всему его телу. Неожиданно он сморщился и схватился за грудь. Его просто распирала изнутри невыносимая адская боль, словно внутрь заливали расплавленное железо и в ту же секунду втыкали в него десятки тысяч раскалённых на огне иголок. Билли подхватил его и аккуратно уложил на песок.

– Ты как? Когда в последний раз принимал лекарство? – с ужасом в глазах быстро пробормотал Билл.

– Всего час… или полтора назад, – прерывающийся тихий прекрасный голос Джеймса ещё больше привёл в ужас его друга. Билл зашевелился и стал рыться по карманам Джеймса, в поисках лекарства.

– Ну же! Ты же всегда должен брать их с собой!.. Где же они? – бормотал он, спешно обыскивая карманы больного задыхающегося друга. Его руки тряслись от напряжения.

–В верхнем… кар… кар…мане… –еле слышно выдавил из себя Джеймс. В его глазах всё помутилось и только через пару минут, когда зрение немного стало проясняться, он понял, что Билл вливает в его горло морфий. Джеймс припал к горлышку бутылки как к живительной воде.

– Друг, какого чёрта?! Я чуть с ума не сошёл!

Джеймс посмотрел на знакомое приятное лицо и попытался улыбнуться, но улыбка получилась какой-то фальшивой: вымученной и больной. Билл закрыл глаза и, помотав головой, сел рядом с другом на холодный песок.

–Ты прекрасно знаешь, Билл, что лекарства мне уже не помогают… Мне осталось всего…

– Замолчи! Ради бога, замолчи! – яростно прервал его Билли и, резко повернувшись к другу, яростно схватил его за плечи, но при этом стараясь не причинить ему боли. – Ты хоть понимаешь, каково нам видеть, как ты страдаешь? Видеть твою боль, день за днём, час за часом?

Билли смотрел на друга безумными глазами, но уже через минуту успокоился и убрал руки.

–Я знаю… – Джемс отвернулся от друга и снова вернулся взглядом к морю.

Они немного помолчали, наблюдая за птицами, парящими в небе над морем. Свободными и прекрасными созданиями.

– Как думаешь, что чувствуют чайки, умирающие в морской бездне по человеческой глупости? Им больно? – тихо спросил Джеймс. Билли едва заметно вздрогнул от неожиданности.

– Не знаю, – пожал плечами Билл, бездумно смотря на волны. – Возможно, они видят лишь мрак вокруг себя, а потом их маленькие нежные сердца завоёвывает вода, и они умирают. Просто и без муки.

– Значит, они не мучаются? Просто падают, как иногда падаем и мы, люди?

– Возможно… – задумчиво кивнул Билли, и вдруг с подозрением взглянул на друга. – А почему ты спрашиваешь?

– Просто… – замялся Джеймс. – Хотя нет. Это совсем не важно…

Он тяжело вздохнул, чувствуя, что боль немного ослабла, но это было ненадолго. Она вернётся и вернётся совсем скоро. Лекарства были единственными средствами, которые продлевали ему жизнь, ну или просто несколько облегчали её. Но он знал, что дальше будет только хуже. И поэтому он не хотел жить. Из-за боли и лекарств от этой боли, а потом и лекарств от побочных эффектов других лекарств… Вот она его жизнь. Она подходит к концу, хотя вовсе не должна была этого делать. Ему никогда не будет тридцать… Болезнь ещё сильнее будет затягивать его в свою мрачную пустую бездну, пока не придёт время для последнего решающего рывка в лапы смерти, и он знал это. Он знал и то, что вскоре не сможет думать больше ни о чём, кроме постоянной боли, которая будет медленно и мучительно убивать его секунду за секундой.

Ради этого не стоило жить.

Он поднял свою палку и, опираясь на неё, попытался встать, Билл тут же подскочил и помог ему подняться. «Боже! Как же он ослаб и похудел за эти пару дней! Ещё худее, чем обычно!» – пронеслась мрачная фраза в голове Билли.

Они вместе поднялись по склону, Билл хотел помочь Джеймсу, поддержать его пока они будут подниматься, но он отказался. Он как ребёнок упрямо хотел хоть что-то ещё успеть сделать самостоятельно, лично самому. Он хотел успеть провести последние дни своей жизни не чувствуя своей беспомощности, которую он возненавидел за эти два года. Ему просто необходимо было что-то или кто-то, в кого он смог бы вместить всю свою боль и всю свою любовь, которая никогда не покидала его доброго сердца.

Он храбрился, пытаясь не думать о предстоящих событиях. Родители не должны видеть смерть своих детей. Это неправильно. Поэтому Джеймс хотел сбежать отсюда. Сбежать на тот самый одинокий морской берег, покрытый нежным светло-золотым с крапинками песком и скрытый между двух огромных вечно зелёных холмов. Здесь он мог почувствовать себя свободным. Здесь он мог исполнить то, что планировал.

Где всё началось, там всё и закончится…

 +++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

Продолжение появиться совсем скоро!